Линнел
Называть ее по имени
Называть её по имени
Автор: Линнел
Бета: fandom Star Trek
Размер: миди, 4739 слов
Пейринг/Персонажи: Спок, ромуланский коммандер, Маккой
Категория: гет
Жанр: missing scene
Рейтинг: от G до PG-13
Краткое содержание: один вечер из жизни посла Спока на Ромуле.
Примечание: Star Trek TOS
Для голосования: #. *fandom Star Trek 2013* - *работа* "Называть её по имени"
http://linnel.diary.ru/p193073365.htm
Был в горах. Сейчас вожусь с большим букетом.
Разыщу большой кувшин, воды налью им...
Как там в Ливии, мой Постум, - или где там?
Неужели до сих пор еще воюем?
И. Бродский «Письма римскому другу. Из Марциала»
В том, что вулканские предки ромуланцев выбрали Ромул из нескольких пригодных для колонизации планет бета-квадранта, была логика. Они словно стремились и тут превзойти Вулкан: мягче климат, шире зона земледелия, три четверти площади - моря и океаны. Странно даже подумать: виллы на побережье, уютные игрушечные домики, взбирающиеся на прибрежные скалы, в которых наметанный глаз посла Спока отмечал знакомые с детства элементы древневулканской архитектуры. А вокруг - все краски осени; не вулканская пустынная растительность, которая вспыхивает в сезон дождей и нещадно выжигается солнцем после, а сочная, уверенная в себе, нахально цветущая, не пытаясь ничего доказать ни себе, ни природе, просто излучающая радость жизни. «Впрочем, уже плодоносящая», - поправил себя посол, когда с задетой его плечом ветки на вымощенную крупными камнями дорожку к ногам упал плод. Спок легко нагнулся и поднял его за черенок. Округлый плод формой напоминал земное яблоко, но был ярко-фиолетового цвета. От удара о камни он раскололся, и из трещины в плотной кожистой оболочке, испачкав пальцы, выступил сок. Вдохнув легкий аромат и перебирая в памяти наиболее близкие виды, Спок идентифицировал растение как дикую или выродившуюся разновидность известного ему плодового сорта. Ветви над дорожкой были усыпаны такими же дичками. Он осторожно лизнул липкий от сока палец. Вкус оказался сладковато-терпким.
Послу Споку никогда прежде не доводилось идти здесь вот так, пешком; как правило, уютные дворики со свечками декоративных хвойных деревьев, аккуратно подстриженными шарами кустов и увитые местной разновидностью плюща заборчики проносились за окном глайдера. Но сегодня он уступил служебный транспорт приболевшему коллеге, а, поскольку погода и расстояние позволяли, решил прогуляться от лекционного зала пешком. И свернул с привычного, хорошо ему известного маршрута к морю, тут же затерявшись в паутине узких «линий», большая часть которых приводила в заросшие буйной растительностью тупики. Как вернуться, посол представлял четко, а вот перспектива созерцания заката над морем оказалась туманной.
Вокруг не было ни души. То ли владельцы домиков посреди рабочей недели не выбирались из города собирать урожай, из чего бы он ни состоял, то ли сидели по домам, то ли – и это было более вероятно – он выбрал совсем непопулярный маршрут для прогулки.
Маккой всю дорогу ворчал, но не сильно, почти застенчиво, поскольку ему тоже хотелось посмотреть на закат. С того момента, как Спок подобрал фиолетовое «яблоко», перестал ворчать совсем, его сумбурные и нелогичные мысли переключились на другое: теперь он высматривал, что еще свисает с веток, склонившихся через изгороди садов. Еще не притупившееся – вулканский век втрое дольше человеческого - зрение позволяло ему видеть четче, чем видели когда-то голубые глаза, терявшие свой цвет с каждым ложившимся на плечи годом. Теперь доктор смотрел на мир глазами Спока, а на далекой Земле памятной датой был не только день рождения, но и день смерти адмирала Леонарда Горацио Маккоя [1]. «Сто тридцать семь – отличный возраст, пора бы и честь знать, верно?» Но когда этот срок действительно пришел, Спок не нашел в себе сил его отпустить. Слепок личности Маккоя - его катра - была сейчас надежно скрыта от всех разумом вулканца, так же, как когда-то, умирая ради спасения экипажа «Энтерпрайз», доверил ему катру сам Спок. Для вулканцев это было обычной практикой: сохранять самую суть дорогого тебе человека до момента передачи в Катра-Ковчег, где она становилась достоянием народа Вулкана. Вот только Спок ни с кем не собирался делиться своим сокровищем. «Останься со мной», - попросил он под мерный пульс системы жизнеобеспечения.
Маккой говорил, что одиночество – это когда некому рассказать свой сон. «Ты никогда не будешь один», - добавил он тогда и со свойственной людям щедростью сделал одиночество для Спока абстрактным понятием. Достаточно просто попросить остаться – и его друзей не остановит даже смерть. Он жил с твердой уверенностью в этом и всеми средствами разыскивал пропавшего в Нексусе Джима, ни на секунды не веря в его гибель.
Держа в руке плод, Спок неторопливо двинулся дальше по дорожке, туда, где в лабиринте ветвей наметился просвет, а за невысокой ажурной оградой светились золотисто-оранжевые цветы.
Ограду венчали острые пики, на трех гранях которых горели алые отблески закатного солнца. Вглубь сада вела дорожка из каменных плиток, над ней склонялись ветви каких-то кустарников, выглядящих чисто декоративными, а не плодовыми, сверху донизу усыпанные яркими цветами. Они сияли, даже не стремясь показать, какие они красивые, они просто были и чем-то приковывали взгляд. Спок силился понять, чем именно, пока не осознал – запах. Солнечные цветы чудесно пахли, так, как никогда не пахнут осенние цветы на Вулкане, где им не нужно привлекать запахом насекомых. Большинство пустынных растений были самоопыляющимися, а их колючие семена переносили на мохнатых шкурах дикие сехлаты. «Все эти ваши лиловые репьи», - сказал когда-то про них Маккой, родившийся в зеленой роскоши земных субтропиков и скептически относившийся к суровым красотам вулканской природы. Впрочем, сейчас доктор был занят не цветами – он с любопытством разглядывал сооружение цилиндрической формы, возвышающееся неподалеку от белой виллы.
- Водонапорная башня, – интуитивно предположил доктор; Спок в ответ молча поджал губы, но версия, и впрямь, была наиболее вероятной, если учесть высоту здания, поэтому от комментариев он воздержался и остановился у приотворенной калитки, раздумывая, что будет более уместно: обозначить свое присутствие, окликнув хозяев, или войти и тем самым нарушить границы частного владения. На Вулкане решение было бы однозначным, но, с учетом трепетного отношения состоятельных ромуланцев к частной собственности…
- А вот и хозяева! – не дал его размышлениям развиться до оценки масштаба последствий межпланетного конфликта нетерпеливый доктор. Спок заметил краем глаза движение: женщина с садовыми ножницами в руках срезала разросшиеся ветви, мешавшие обзору с открытой террасы. На ней были большие грубые перчатки и серая, типично ромуланская, хламида, акцентирующая плечи, из расстегнутого ворота которой, как стебель цветка, поднималась изящная шея.
Женская фигура чем-то неуловимо напомнила Споку мать, та тоже любила возиться в саду: то ли плавными неторопливыми движениями, то ли гордой посадкой головы, отягощенной собранными в роскошный узел волосами. Она так же останавливала движение руки, порывающейся отбросить с виска локон, только не черный с серебром, а цвета старого золота.
- Джолан тру! [2]
Спок продолжил стоять, сложив руки за спиной, носок ноги - строго на невидимой линии границы владений.
- Ты хоть бы голос повысил для приличия. Она же не услышит с такого расстояния! Подойди ты поближе, эта священная граница существует только в твоем воображении.
- Слух ромуланцев, доктор, по остроте не уступает вулканскому, - привычно парировал Спок, не разжимая губ, - впрочем, вы нас всегда недооценивали.
Словно в подтверждение его слов, женщина обернулась. Она опустила ножницы и на мгновение замерла, глядя на неожиданного визитера. Потом спустилась по ступенькам террасы и медленно сняла садовые перчатки – одну за другой – не глядя, бросила их.
- У леди царственная осанка, - невольно залюбовался Маккой.
Споку показалось, что сердце пропустило удар. Он все же был слишком вулканцем, чтобы позволить себе нервно сглотнуть.
- Это военная выправка, доктор…
- У тебя какой-то странный голос.
Ромуланка шла навстречу по дорожке, не сводя с него глаз. Тонкая рука взлетела в та’ал. [3]
- Долгой жизни и процветания, Спок.
***
Терраса смотрела на запад. С ее высоты, бросив взгляд поверх желтых соцветий, можно было увидеть бесконечные сады, уходившие в закатное небо. А где-то вдали, на стыке листвы и неба, расстилалось синее море. Рукой не потрогаешь, и все-таки оно там – в пределах прямой видимости. Вот только полностью погрузиться в созерцание заката уже не получится при всем желании. Остается только делать вид, пока руки хозяйки уносят душистую охапку только что срезанных цветов и сервируют столик. Хрупкие руки со знакомым массивным перстнем на левой. Он четко помнил год, когда в библиотеке Вулканской Академии Наук на гравюре из старинного досураковского трактата увидел это изображение. Разумеется, не искал специально; конечно, изучил в деталях. Передающаяся по женской линии фамильная реликвия сродни тем, что получают от своих пра-пра-бабушек вулканки, не вызывающая сомнений в подлинности. Воинственные ромуланцы продолжали трепетно блюсти традиции. Он мог прочитать небольшую лекцию о символике, заключенной в сплетенных тусклых металлических веточках и плодах, но кому она нужна?
А больше всего неожиданно зацепил белый шрамик на предплечье – тогда он не придал ему значения, а сейчас, спустя многие годы, после борьбы с эпидемией на Найсусе [4], сознание автоматически зафиксировало прививку от имперской лихорадки. Вот так, сливаясь с твоим настоящим, и оборачивается живым человеком прошлое. И болит где-то в области солнечного сплетения.
- Это душа, Спок. Она всегда там, даже если сердце на месте печени. Ты еще не созрел для того, чтобы снять с нее камень?
- Снять камень, доктор?
- С души. Не мути воду, у меня чувство, что ты когда-то и где-то сделал какую-то огромную глупость. И сейчас намереваешься продолжить.
Одно из преимуществ присутствия другой катры – возможность обойтись без слов, когда нужно чем-то поделиться в доли секунды. И сейчас ему достаточно было на миг прикрыть глаза, чтобы позволить Леонарду взглянуть на то, в чем доктор когда-то почти не принимал участия. Для него это была опасная секретная миссия, кодовое словосочетание «вулканский смертельный захват», на которое он должен был отреагировать соответствующим образом, и забавная пластическая операция на ушах, придавшая капитану сходство с ромуланцем. И, даже если Маккоя тогда заставило нахмуриться прозвучавшее в ответ на шутливое предложение Джима оставить уши острыми, непонятно-враждебное Споково: «почему-то у вас они выглядят эстетически неприемлемо», он списал это на воображение и привычно разрядил насмешкой повисшее в интеркоме молчание. Лиц капитана и вулканца он не видел. [5]
- Как вам Ромул, профессор Спок?
Она поставила перед ним прозрачную чашу без ручки, наполненную травяным чаем, и села за столик. Коммандер была по-прежнему красива, полной достоинства, властной красотой, возраст смягчил порывистость и резкость, - раньше она словно усилием воли сдерживала себя, постоянно устремленную вперед, теперь движения стали плавными, - но остались острые углы: брови, кончики ушей, локти. Под серой хламидой оказались свободные брюки и туника из мягкой ткани, крылом захлестывающая плечо.
- Мне нравится этот мир, - ответил он честно, - и сами ромуланцы. Они сохранили корни, о чем на Вулкане многие забыли.
Она ответила коротким необидным смешком и оперлась подбородком на сцепленные руки, глядя прямо в глаза.
- Вы сейчас говорили, как… мм… «тот самый посол Спок, который приведет наши братские расы к объединению». Я видела вас в новостях, студенты Университета смотрят вам в рот и следуют за вами, как первые последователи Сурака, наверно, ходили за пророком.
- Идея интеграции кажется вам утопией?
- О, нет, конечно; я даже думаю, что интеграция уже началась, и, рано или поздно, так или иначе, станет реальностью.
Взгляд темно-серых глаз проследил за движением, которым Спок поднес чашу к губам: она помнила эти длинные, нечеловечески красивые музыкальные пальцы еще без выступающих узлами суставов. Годы не прошли бесследно для обоих.
- Помните, - продолжила она, - при нашей первой встрече я говорила вам, что наши люди – воины, нередко – дикари? Вы, холодные вулканцы, с вашей приверженностью чистой логике, всегда будете для нас притягательны, если не как тот покинутый отец из притчи про блудного сына, то как желанный трофей для завоевателя.
Вулканская бровь взлетела вверх - еще одна знакомая деталь.
- Жаль, что мы не встретились раньше, вы могли быть хорошим советчиком и помочь избежать досадного дипломатического инцидента с попыткой захвата Вулкана. [6]
Вот теперь она рассмеялась по-настоящему: смех был мягким, как и ее низкий грудной голос.
- Так вот как выглядит ваше чувство юмора! Жаль, что вы так и не смогли тогда расслабиться… Клянусь, я бы оценила.
- Там, откуда я родом, эту женщину назвали бы настоящей леди. Да, а ты проворонил все, что только можно. Дураком был, дураком помрешь. Эй, только не зеленей ушами, в твои годы это неприлично.
- Неприлично подслушивать, доктор, – мысленно огрызнулся достойный посол Спок.
- Ох, простите великодушно, - он почти видел эту ухмылку.
Ромуланка чуть подалась вперед, примирительно приложив ладонь к столу.
- Договоренность остается в силе, Спок. Это наш общий секрет. Но уж между нами-то, спустя столько лет…
- Хотите развеять мои сомнения в том, что тут медленный яд, – понимающе кивнул он на чашу. На этот раз она сдержала улыбку, но губы дрогнули, а глаза заискрились.
- Первые десять лет спустя он бы здесь действительно оказался. А дальше… а дальше я стала как тот демон, запертый колдуном в магическом сосуде, который сначала обещал наградить освободителя, потом – оставить в живых, и, наконец – убить. Только в обратном порядке. Время, если и не лечит, то позволяет взглянуть на некоторые вещи проще.
- Мне очень… - слова замерли на языке. Трудно озвучивать подобное, даже если мысленно сотню раз проигрывал ситуацию и считал себя полностью готовым сказать и это, и гораздо больше, – очень жаль.
- Спок, - она приложила к губам кончики пальцев, не отрывая глаз от его лица, – Ваш голос, произносящий: «Я сожалею, что вы невольно стали нашим пассажиром. Это произошло случайно. Федерации был нужен только прибор» звучал у меня в мозгу десятилетия. Неужели вы наконец-то поняли, что тогда действительно было достойным сожаления?
- А вот на этом месте нужно было упасть на колени. Сам бы я, наверно, так и сделал, Бог свидетель, и гори оно все синим пламенем…
- Абсолютно искренне и совершенно нелогично.
- А чувства когда-то подчинялись логике?
Спок оперся локтями о стол и скрестил пальцы, прижав сомкнутые указательные к губам, пытаясь сохранить хоть каплю безмятежного спокойствия, приличного вулканцу, следующему путем Сурака, и медленно закрыл и вновь открыл глаза.
- Я, - это прозвучало глухо, но отчетливо, - сожалею о том, что тогда сказал. Верными словами было бы: «прошу вас, простите меня».
***
Путь в таблинум - кабинет хозяйки - превратился в мини-экскурсию по классической загородной вилле ромуланской элиты. Высокие сводчатые потолки, анфилады комнат, расходящиеся в четыре стороны от атриума, геометрические панно на стенах и ниспадающие занавеси в дверных проемах. Когда-то даже упрощенный армейский вариант этого дизайна на флагмане ромуланской эскадры показался Споку излишне вычурным, не только по сравнению с вулканским аскетизмом, но даже с унифицированным эргономичным интерьером федеральных кораблей класса «конституция». Да и сам он, в своей простой форме научного отдела, смотрелся в этой обстановке нелепо и соответственно себя ощущал – чужеродным элементом, долговязым и слегка сутулым. Он вспомнил об этой неловкости, встретившись глазами с собой теперешним – солидным, уверенным, уместным - в огромном старинном зеркале. Странно, но он не помнил в ее лучистых глазах насмешки. Даже в момент их первого появления на ромуланском корабле, когда коммандер эффектно развернула к ним свое капитанское кресло, так похожее на кресло в ее рабочем кабинете. А вот Джиму достался язвительный тон без намека на личное, саркастически поднятые брови, и презрительный допрос, что обоим было в новинку: женщины нечасто смотрели так на капитана и разговаривали в таком тоне. Но женщины капитана и не командовали ромуланскими «хищными птицами».
Он скользнул взглядом по корешкам книг, лаская взглядом, как если бы осторожно коснулся кончиками пальцев - библиотека впечатляла. Он бы с удовольствием в ней закопался на пару месяцев. Наверняка найдутся неизвестные или считающиеся безвозвратно утраченными раритеты позднего досураковского периода, он уже заметил монографию одного из современников философа. Частные коллекции ромуланских аристократов нередко были весьма внушительными, а вот рядовые граждане, в отличие от элиты, не имели свободного доступа даже к переизданиям таких трудов, не говоря уже об оригиналах, несмотря на многочисленные публичные библиотеки. Впрочем, ситуация уже медленно, но верно начала изменяться - и не без его личного участия.
Хищный взгляд не остался незамеченным.
- Эта библиотека собрана пятью поколениями моих предков, - со сдержанной гордостью проговорила хозяйка, садясь напротив и жестом указав ему на удобный диванчик, - Я перевезла ее сюда из провинции, когда запрет на проживание в столице был снят по амнистии.
Спок оценил ее чувство такта: если бы его принимали как обычного гостя в парадной гостиной-триклинии, разговаривать пришлось бы полулежа. К чему он до сих пор не мог привыкнуть, так это к ромуланской манере ужинать, устроившись перед столом с напитками и десертом на низком ложе. А вот с тем, как такая поза может дать женщине возможность выгодно показать длинные ноги или аппетитные изгибы фигуры, скрыв недостатки складками одеяния, он уже сталкивался. Однажды даже на примере одной из своих чересчур решительных студенток, от которой он с чувством глубокого недоумения еле отделался, сильно повеселив Маккоя. Особенно впечатлил острого на язык доктора пассаж про мудрость, приходящую с возрастом.
Экс-коммандер и сама прекрасно владела этим приемом, чего греха таить, она даже была первой ромуланкой в его практике, им воспользовавшейся. Но сейчас со Споком, видимо, говорили уже даже не как с гостем, а как с членом семьи.
- Нет, наивный остроухий друг мой, это просто та самая мудрость, приходящая с возрастом. Я же тебе сказал: она настоящая леди, в отличие от той пигалицы.
- Да будет вам известно, доктор…
- Да все мне известно. Просто теперь она тебя знает и щадит, а тогда действовала с военной прямотой: тебе все равно деться было некуда с космического корабля – разве что в вакуум.
Привычно погасив легкую вспышку раздражения, он неожиданно понял, что Маккой только что намеренно дал ему передышку, снизив градус внутреннего напряжения ровно настолько, чтобы Спок смог спросить:
- Амнистия? Могу я узнать, какое обвинение вам было предъявлено?
- По обвинению в измене Империи у нас казнят, Спок, как и за саботаж. – Она помолчала, сжав руку на подлокотнике. – На самом деле, у того, что ты женщина, в ромуланском обществе, как в любом милитаризированном, есть свои преимущества. – она невесело усмехнулась. - Грубо говоря, нравы у нас проще. Утрата бдительности, вызванная таким понятным интересом к единственному высшему существу среди экипажа арестованного в нейтральной зоне корабля… Вулкану и Ромулу давно нечего делить. Да даже с Землей мы на тот момент уже сотню лет не находились в открытом конфликте, но земляне очередной раз продемонстрировали свое вероломство, и в журнале моего корабля зафиксирован приказ открыть огонь по «Энтерпрайз». Да, безусловно: отставка и громко рухнувшая карьера недостойной внучки великого деда-генерала последней войны. Но не предательство. А теперь в сенате прочную позицию занял один из моих дальних родственников, которому очень хотелось бы получить абсолютно законным путем в наследство от престарелой тетушки эту виллу, не вызывая подозрений. Амнистия и возврат мне конфискованного имущества пришлись очень кстати. Опять же, в моей истории фигурировали вы: инициатор воссоединения, первый вулканец, которому мы посмотрели в глаза спустя столько лет после отделения и войны с Землей, - и это автоматически превращает меня теперь в политический инструмент. Так сказать, попытка спасти брата по крови от разлагающего земного влияния, первая ласточка вулкано-ромуланской дружбы… – экс-коммандер поморщилась, - И не смотрите на меня так, профессор Спок, поверьте, мне пройти через все это было не приятнее, чем вам тогда на моем корабле было бы ошибиться с местонахождением нашего маскировочного устройства, так нужного Федерации. Никогда не думали о том, что произошло бы, находись в конце коридора, в который могут войти только верные ромуланцы, не он, а, допустим, полковое знамя?
- Или пульт прямой связи с претором, - кивнул Спок, - я понимаю.
- Вот именно. Авантюра превращается в трагедию, трагедия превращается в фарс… но в этой истории с самого начала все было слишком неправильно. Вот увидите, мы еще доживем до выхода в свет дамских романов, где будем главными героями. Меня, если честно, это совсем не радует. Думаю, что вас, вулканца, и подавно.
Глуховатый голос ее дрогнул в первый раз с начала разговора, выдав боль и усталость. Спок чуть подался вперед, протягивая к ней руку.
- Не надо, Спок, - она остановила его движение, приподняв ладонь, - не беспокойтесь. Вы ведь даже не помните моего имени, верно? Только то, что оно редкое и красивое, - ее губы иронически изогнулись - И звучит неуместно в устах солдата.
Ей не удалось уловить начало его движения. Только шорох шагов – и уверенные теплые ладони легли сзади на плечи прежде, чем она смогла обернуться, а у виска дрогнуло одно тихое слово. Ее собственное имя.
- А я думала, что разучилась удивляться, - прошептала она, прикрывая глаза.
Некоторые слова нужно говорить не лицом к лицу, и не потому, что они лживы: вся ложь между ними была сказана давным-давно, осталась только истина. Та самая, которая открылась, когда соприкоснулись руки, и так поздно, что все дальнейшие попытки спасти ситуацию были бессмысленны, как усилия мелкого насекомого, попавшего в песчаную ловушку-воронку муравьиного льва: когда каждый отчаянный рывок лишь заставляет сползать по осыпающейся стенке все ниже, навстречу ждущим челюстям.
- Триста шестьдесят восемь вариантов развития ситуации, я проиграл их все. Восемьдесят три процента сценариев заканчивались провалом миссии, и ваше полковое знамя в их числе. Как первый помощник «Энтерпрайз» я был обязан исключить их. Как вулканец, к цельности и чести которого вы обращались, я должен был отказаться от предложенной мне партии. Ромуланцы не играют в шахматы, они предпочитают более азартные виды спорта, я это предположил сразу, и не должен был играть в чужую игру на чужом поле, используя чужие приемы. Но я принял вызов, потому что в уравнении появилась неизвестная переменная, от которой зависел результат операции. Рухнувшая карьера и репутация… Я могу предложить вашему демону взамен другое: когда ты стоишь и принимаешь поздравления, а под ногами валяются обломки твоего самоуважения. Отец когда-то объяснил мне разницу между честью и репутацией. Уж кто-то, а он, дипломат, который не просто выбрал в жены землянку наперекор общественному мнению и влиятельным родственникам, а смог сделать так, что вся планета приняла его решение, четко знал, в чем отличие. И что наша репутация, самая скверная, порой работает на пользу дела, если честь незыблема. В конце концов, передо мной был отличный пример того, как это выглядит на практике: знаете, вы ведь были ослепительно красивы с вашим упрямо вздернутым подбородком и гордым разворотом плеч, не прикрытых даже военной формой…
- В целом, именно голой я себя и чувствовала, - пробормотала она. Странно было ощущать, как что-то мучительно стыдное, разъедавшее когда-то мозг и заставлявшее вскрикивать ночами, произнесенное вслух, словно растворяется. Так значит, и эта нелепая боль была общей?
Когда на тебя устремлены все взгляды, а ты мечтаешь, чтобы никто не заметил, как дрожат у тебя губы, и сжимаешь челюсти до хруста. Когда ты вдруг, несмотря на весь ужас своего положения, радуешься тому, что все-таки не взяла на корабль для комплекта к этому несчастному раз в жизни надетому черно-белому шелковому платью «для особого случая» босоножки на шпильке – более эффектным финальным аккордом для мизансцены полного провала могло стать только падение грозного ромуланского коммандера в дверях турболифта. И ведь подхватил бы, несмотря на все свои вулканские табу - о которых она теперь знала гораздо больше – подхватил бы с тем же каменным лицом, с которым сошел с транспортатора, расцепив ее руки на шее. Почему ей, оглушенной своим стыдом и обидой, никогда не приходило в голову, насколько сложно было «держать лицо» ему, вулканцу среди людей, для которых подобные ситуации, похоже, вообще не проблема, потому что они не имеют привычки загонять себя в морально-этические ловушки? У нее, по крайней мере, вокруг были враги, а у него – свои, ради жизней которых пришлось предать себя. Ей вдруг захотелось сказать ему что-то, простое и ясное, от чего затягиваются старые раны, как он только что это сделал для нее.
- Спок, скажите мне, чем был для вас экипаж вашего корабля? Капитан, старший офицерский состав?
- У вулканцев нет аналогии сложившимся на «Энтерпрайз» взаимоотношениям. Это было не просто комфортное и эффективное трудовое взаимодействие. Эти люди были и всегда будут моими друзьями. И много ближе.
Она кивнула, только что получив подтверждение своей догадке:
- В детстве мои старшие братья всегда дрались с моими обидчиками. А еще они частенько надо мной смеялись. Это было до слез обидно… пока мне не пришла в голову одна мысль: пусть они лучше надо мной смеются, чем плачут над могилой. Поправимо все, кроме смерти. Все случилось так, как должно было быть. Я рада, что вашим друзьям тогда не пришлось плакать.
Он ничего не ответил, но теплые губы легко коснулись ее руки.
Чтобы сделать это, ему пришлось встать на колени - вдруг поняла она.
Высота диванчика и его рост исключали все другие варианты. И от этой абсолютной открытости перед ней у нее перехватывало дыхание. Такой простой и очевидный ответ на этот жест: полностью довериться и откинуть голову на плечо того, кто тебя обнимает. Вместо этого она накрыла его ладонь своей и прижалась к ней щекой.
Минуты тянулись в тишине как тягучие медовые капли.
- Закат над морем? – наконец, спросила она с улыбкой, чуть поворачивая голову, чтобы поймать взгляд темных глаз, - Вы просто хотели увидеть океан? Эмоционально и совершенно нелогично. Кажется, вы, действительно, немного изменились.
- Я просто научился принимать себя таким, как есть. И это оказалось единственно верным выходом. – он помолчал, словно решаясь, - Вы не покажете мне море?
- Закат мы уже пропустили, - она рассмеялась, - В качестве альтернативы могу предложить дождаться рассвета. Знаете, здесь очень чистое небо, и в ясную ночь звезды кажутся совсем близкими. Я могу постелить вам в одной из спален, выходящих в атриум или – если не боитесь отсутствия купола над головой – в сад.
- Возможно, вы даже знаете некоторые незнакомые мне ромуланские названия созвездий?
Она покачала головой.
- Увы, Спок, вероятность этого ничтожно мала, и вы сами прекрасно это знаете.
***
Он шел по берегу, вдыхая морской ветер, порывами доносящий далекий аромат ярко-золотых осенних цветов, а за его спиной на синей глади плясали солнечные блики. Еще немного можно повременить, позволяя ветру трепать волосы и полы одеяния, а потом снова: Университет, лекционный зал, библиотека, и он говорит для кого-то, и кто-то слушает его, и даже слышит. А звезды следующей ночью снова появятся на небе и, возможно, станут чуточку ближе.
- Не выйдет ли нам боком эта близость? Ромуланцы ведь хотят, объединившись с Вулканом, отколоть его от Федерации, а, Спок?
- С той же степенью вероятности можно ожидать присоединения к Федерации Ромула и Рема.
- Хорошо, не отколоть. Внести разлад, поссорить с Землей.
- Это возможно, но труднодостижимо. Дистанционной войны с компьютерным перемирием больше не получится, земляне и ромуланцы уже видели друг друга.
- Угу, и первое, что сделали земляне - вступили в бой с ромуланским кораблем, а второе - украли военную технологию. И то и другое они сделали в итоге уже от имени и по приказу нашей прекрасной Федерации. Если я верно понял, Джиму на Ромул путь заказан.
- Какие бы игры не вели политики, объединение должно осуществиться. Оно необходимо нашим народам.
- Вашим народам? Вулканская цельность и честь, Спок? А как насчет присяги офицера Звездного Флота Федерации?
- Здесь нет противоречия, доктор.
- Хочешь сказать, если Федерация, действительно, несет Вселенной добро и справедливость, а не утверждает господство, прикрываясь красивыми словами, то ромуланцы почувствуют, где правда?
- Ваша формулировка по-детски наивна, но мысль в целом верна.
- Дай-то Бог, Спок, дай-то Бог…
Теперь он знал, как пройти паутиной тропинок к морю от белого дома в буйных зарослях.
- А приглашение приходить в гости, чтобы зарыться по самые уши в библиотеку ты все же из нее вытянул. Растешь над собой, а?
- Доктор Маккой, я бы вас попросил...
- На самом деле, это я бы тебя попросил кое о чем. Рано или поздно между тобой и этой леди настанет момент… Я имею в виду, что все эти ваши ромулано-вулканские вуду предполагают… проклятье, Спок, она такой же телепат, как и ты! И как долго ты собираешься скрывать наличие в своей мудрой остроухой черепушке третьего лишнего? Это нечестно по отношению к леди, не говоря уже о том, что мне очень не хотелось бы присутствовать…
- Я понимаю, Леонард. – голос вулканца был непривычно мягок. – И да, я не стану скрывать твое присутствие. Оно в любом случае будет обнаружено, как только ты окажешься рядом с тем трактатом по медицине, который себе присмотрел в библиотеке. Слишком специфическая для меня область знаний.
- Подозреваю, что это была все равно что у нас «Сушрута самхита», древнеиндийский трактат по хирургии, где чуть не впервые упоминались полостные операции. По сути, истоки вашего вулканского самолечения.
- Что и требовалось доказать. Я вас представлю друг другу.
- Но, Спок…
- Ответ на второй, столь беспокоящий тебя вопрос – «да». Я могу блокировать определенные импульсы высшей нервной деятельности, остановив для тебя течение времени, если это будет нам обоим необходимо.
- Говоря по-простому, ты можешь меня вырубить?
- Только по твоему желанию и при непосредственном участии.
- А, ну само собой, со всеми гоблинскими реверансами и расшаркиваниями.
- Присутствие твоей земной души в моей катре и Катра-Ковчеге перевернет основы вулканской культуры, - пробормотал Спок, жмурясь на солнце, - мне даже жаль, что я не смогу присутствовать при этом физически, созерцание выражений лиц Матриарха и членов Совета Вулкана доставило бы мне ни с чем не сравнимое удовольствие. То самое, которого вулканцы, разумеется, не испытывают. Нам не помешало бы, наконец, признаться себе в желании стать более… человечными.
- Господь всемогущий, я никогда не думал, что доживу до того, чтобы услышать это!
Губы Спока тронула улыбка, одна на них двоих.
Он прислушался к себе: мешавший дышать комок в груди, где-то под ребрами, растаял. Должно быть, именно так чувствует себя человек, когда с его души падает камень. Спок бросил последний взгляд на море и пошел к ожидавшему его глайдеру.
_______________________________
[1] информация не является официальным каноном (описанное событие происходит в HYPERLINK "http://fk-2o13.diary.ru/p190280586.htm?from=last&discuss" \t "_blank" драббле «Навсегда»)
[2] общеупотребительное ромуланское приветствие, означающее «добрый день», «всего доброго», «удачи» (Джерри Тейлор «Объединение», новеллизация)
[3] традиционное вулканское приветствие (Memory Beta, non-canon Star Trek Wiki)
[4] Спок был непосредственным участником ликвидации последствий вспышки смертельного заболевания силами нескольких планет Федерации (события романа Джин Лорра (Jean Lorrah) «Эпидемия IDIC»)
[5] здесь и далее упоминаются события ST TOS («The Enterprise Incident», 3 сезон, 2 серия)
[6] Спок намекает на события TNG («Unification», 5 сезон, 7-8 серии)
Автор: Линнел
Бета: fandom Star Trek
Размер: миди, 4739 слов
Пейринг/Персонажи: Спок, ромуланский коммандер, Маккой
Категория: гет
Жанр: missing scene
Рейтинг: от G до PG-13
Краткое содержание: один вечер из жизни посла Спока на Ромуле.
Примечание: Star Trek TOS
Для голосования: #. *fandom Star Trek 2013* - *работа* "Называть её по имени"
http://linnel.diary.ru/p193073365.htm
Был в горах. Сейчас вожусь с большим букетом.
Разыщу большой кувшин, воды налью им...
Как там в Ливии, мой Постум, - или где там?
Неужели до сих пор еще воюем?
И. Бродский «Письма римскому другу. Из Марциала»
В том, что вулканские предки ромуланцев выбрали Ромул из нескольких пригодных для колонизации планет бета-квадранта, была логика. Они словно стремились и тут превзойти Вулкан: мягче климат, шире зона земледелия, три четверти площади - моря и океаны. Странно даже подумать: виллы на побережье, уютные игрушечные домики, взбирающиеся на прибрежные скалы, в которых наметанный глаз посла Спока отмечал знакомые с детства элементы древневулканской архитектуры. А вокруг - все краски осени; не вулканская пустынная растительность, которая вспыхивает в сезон дождей и нещадно выжигается солнцем после, а сочная, уверенная в себе, нахально цветущая, не пытаясь ничего доказать ни себе, ни природе, просто излучающая радость жизни. «Впрочем, уже плодоносящая», - поправил себя посол, когда с задетой его плечом ветки на вымощенную крупными камнями дорожку к ногам упал плод. Спок легко нагнулся и поднял его за черенок. Округлый плод формой напоминал земное яблоко, но был ярко-фиолетового цвета. От удара о камни он раскололся, и из трещины в плотной кожистой оболочке, испачкав пальцы, выступил сок. Вдохнув легкий аромат и перебирая в памяти наиболее близкие виды, Спок идентифицировал растение как дикую или выродившуюся разновидность известного ему плодового сорта. Ветви над дорожкой были усыпаны такими же дичками. Он осторожно лизнул липкий от сока палец. Вкус оказался сладковато-терпким.
Послу Споку никогда прежде не доводилось идти здесь вот так, пешком; как правило, уютные дворики со свечками декоративных хвойных деревьев, аккуратно подстриженными шарами кустов и увитые местной разновидностью плюща заборчики проносились за окном глайдера. Но сегодня он уступил служебный транспорт приболевшему коллеге, а, поскольку погода и расстояние позволяли, решил прогуляться от лекционного зала пешком. И свернул с привычного, хорошо ему известного маршрута к морю, тут же затерявшись в паутине узких «линий», большая часть которых приводила в заросшие буйной растительностью тупики. Как вернуться, посол представлял четко, а вот перспектива созерцания заката над морем оказалась туманной.
Вокруг не было ни души. То ли владельцы домиков посреди рабочей недели не выбирались из города собирать урожай, из чего бы он ни состоял, то ли сидели по домам, то ли – и это было более вероятно – он выбрал совсем непопулярный маршрут для прогулки.
Маккой всю дорогу ворчал, но не сильно, почти застенчиво, поскольку ему тоже хотелось посмотреть на закат. С того момента, как Спок подобрал фиолетовое «яблоко», перестал ворчать совсем, его сумбурные и нелогичные мысли переключились на другое: теперь он высматривал, что еще свисает с веток, склонившихся через изгороди садов. Еще не притупившееся – вулканский век втрое дольше человеческого - зрение позволяло ему видеть четче, чем видели когда-то голубые глаза, терявшие свой цвет с каждым ложившимся на плечи годом. Теперь доктор смотрел на мир глазами Спока, а на далекой Земле памятной датой был не только день рождения, но и день смерти адмирала Леонарда Горацио Маккоя [1]. «Сто тридцать семь – отличный возраст, пора бы и честь знать, верно?» Но когда этот срок действительно пришел, Спок не нашел в себе сил его отпустить. Слепок личности Маккоя - его катра - была сейчас надежно скрыта от всех разумом вулканца, так же, как когда-то, умирая ради спасения экипажа «Энтерпрайз», доверил ему катру сам Спок. Для вулканцев это было обычной практикой: сохранять самую суть дорогого тебе человека до момента передачи в Катра-Ковчег, где она становилась достоянием народа Вулкана. Вот только Спок ни с кем не собирался делиться своим сокровищем. «Останься со мной», - попросил он под мерный пульс системы жизнеобеспечения.
Маккой говорил, что одиночество – это когда некому рассказать свой сон. «Ты никогда не будешь один», - добавил он тогда и со свойственной людям щедростью сделал одиночество для Спока абстрактным понятием. Достаточно просто попросить остаться – и его друзей не остановит даже смерть. Он жил с твердой уверенностью в этом и всеми средствами разыскивал пропавшего в Нексусе Джима, ни на секунды не веря в его гибель.
Держа в руке плод, Спок неторопливо двинулся дальше по дорожке, туда, где в лабиринте ветвей наметился просвет, а за невысокой ажурной оградой светились золотисто-оранжевые цветы.
Ограду венчали острые пики, на трех гранях которых горели алые отблески закатного солнца. Вглубь сада вела дорожка из каменных плиток, над ней склонялись ветви каких-то кустарников, выглядящих чисто декоративными, а не плодовыми, сверху донизу усыпанные яркими цветами. Они сияли, даже не стремясь показать, какие они красивые, они просто были и чем-то приковывали взгляд. Спок силился понять, чем именно, пока не осознал – запах. Солнечные цветы чудесно пахли, так, как никогда не пахнут осенние цветы на Вулкане, где им не нужно привлекать запахом насекомых. Большинство пустынных растений были самоопыляющимися, а их колючие семена переносили на мохнатых шкурах дикие сехлаты. «Все эти ваши лиловые репьи», - сказал когда-то про них Маккой, родившийся в зеленой роскоши земных субтропиков и скептически относившийся к суровым красотам вулканской природы. Впрочем, сейчас доктор был занят не цветами – он с любопытством разглядывал сооружение цилиндрической формы, возвышающееся неподалеку от белой виллы.
- Водонапорная башня, – интуитивно предположил доктор; Спок в ответ молча поджал губы, но версия, и впрямь, была наиболее вероятной, если учесть высоту здания, поэтому от комментариев он воздержался и остановился у приотворенной калитки, раздумывая, что будет более уместно: обозначить свое присутствие, окликнув хозяев, или войти и тем самым нарушить границы частного владения. На Вулкане решение было бы однозначным, но, с учетом трепетного отношения состоятельных ромуланцев к частной собственности…
- А вот и хозяева! – не дал его размышлениям развиться до оценки масштаба последствий межпланетного конфликта нетерпеливый доктор. Спок заметил краем глаза движение: женщина с садовыми ножницами в руках срезала разросшиеся ветви, мешавшие обзору с открытой террасы. На ней были большие грубые перчатки и серая, типично ромуланская, хламида, акцентирующая плечи, из расстегнутого ворота которой, как стебель цветка, поднималась изящная шея.
Женская фигура чем-то неуловимо напомнила Споку мать, та тоже любила возиться в саду: то ли плавными неторопливыми движениями, то ли гордой посадкой головы, отягощенной собранными в роскошный узел волосами. Она так же останавливала движение руки, порывающейся отбросить с виска локон, только не черный с серебром, а цвета старого золота.
- Джолан тру! [2]
Спок продолжил стоять, сложив руки за спиной, носок ноги - строго на невидимой линии границы владений.
- Ты хоть бы голос повысил для приличия. Она же не услышит с такого расстояния! Подойди ты поближе, эта священная граница существует только в твоем воображении.
- Слух ромуланцев, доктор, по остроте не уступает вулканскому, - привычно парировал Спок, не разжимая губ, - впрочем, вы нас всегда недооценивали.
Словно в подтверждение его слов, женщина обернулась. Она опустила ножницы и на мгновение замерла, глядя на неожиданного визитера. Потом спустилась по ступенькам террасы и медленно сняла садовые перчатки – одну за другой – не глядя, бросила их.
- У леди царственная осанка, - невольно залюбовался Маккой.
Споку показалось, что сердце пропустило удар. Он все же был слишком вулканцем, чтобы позволить себе нервно сглотнуть.
- Это военная выправка, доктор…
- У тебя какой-то странный голос.
Ромуланка шла навстречу по дорожке, не сводя с него глаз. Тонкая рука взлетела в та’ал. [3]
- Долгой жизни и процветания, Спок.
***
Терраса смотрела на запад. С ее высоты, бросив взгляд поверх желтых соцветий, можно было увидеть бесконечные сады, уходившие в закатное небо. А где-то вдали, на стыке листвы и неба, расстилалось синее море. Рукой не потрогаешь, и все-таки оно там – в пределах прямой видимости. Вот только полностью погрузиться в созерцание заката уже не получится при всем желании. Остается только делать вид, пока руки хозяйки уносят душистую охапку только что срезанных цветов и сервируют столик. Хрупкие руки со знакомым массивным перстнем на левой. Он четко помнил год, когда в библиотеке Вулканской Академии Наук на гравюре из старинного досураковского трактата увидел это изображение. Разумеется, не искал специально; конечно, изучил в деталях. Передающаяся по женской линии фамильная реликвия сродни тем, что получают от своих пра-пра-бабушек вулканки, не вызывающая сомнений в подлинности. Воинственные ромуланцы продолжали трепетно блюсти традиции. Он мог прочитать небольшую лекцию о символике, заключенной в сплетенных тусклых металлических веточках и плодах, но кому она нужна?
А больше всего неожиданно зацепил белый шрамик на предплечье – тогда он не придал ему значения, а сейчас, спустя многие годы, после борьбы с эпидемией на Найсусе [4], сознание автоматически зафиксировало прививку от имперской лихорадки. Вот так, сливаясь с твоим настоящим, и оборачивается живым человеком прошлое. И болит где-то в области солнечного сплетения.
- Это душа, Спок. Она всегда там, даже если сердце на месте печени. Ты еще не созрел для того, чтобы снять с нее камень?
- Снять камень, доктор?
- С души. Не мути воду, у меня чувство, что ты когда-то и где-то сделал какую-то огромную глупость. И сейчас намереваешься продолжить.
Одно из преимуществ присутствия другой катры – возможность обойтись без слов, когда нужно чем-то поделиться в доли секунды. И сейчас ему достаточно было на миг прикрыть глаза, чтобы позволить Леонарду взглянуть на то, в чем доктор когда-то почти не принимал участия. Для него это была опасная секретная миссия, кодовое словосочетание «вулканский смертельный захват», на которое он должен был отреагировать соответствующим образом, и забавная пластическая операция на ушах, придавшая капитану сходство с ромуланцем. И, даже если Маккоя тогда заставило нахмуриться прозвучавшее в ответ на шутливое предложение Джима оставить уши острыми, непонятно-враждебное Споково: «почему-то у вас они выглядят эстетически неприемлемо», он списал это на воображение и привычно разрядил насмешкой повисшее в интеркоме молчание. Лиц капитана и вулканца он не видел. [5]
- Как вам Ромул, профессор Спок?
Она поставила перед ним прозрачную чашу без ручки, наполненную травяным чаем, и села за столик. Коммандер была по-прежнему красива, полной достоинства, властной красотой, возраст смягчил порывистость и резкость, - раньше она словно усилием воли сдерживала себя, постоянно устремленную вперед, теперь движения стали плавными, - но остались острые углы: брови, кончики ушей, локти. Под серой хламидой оказались свободные брюки и туника из мягкой ткани, крылом захлестывающая плечо.
- Мне нравится этот мир, - ответил он честно, - и сами ромуланцы. Они сохранили корни, о чем на Вулкане многие забыли.
Она ответила коротким необидным смешком и оперлась подбородком на сцепленные руки, глядя прямо в глаза.
- Вы сейчас говорили, как… мм… «тот самый посол Спок, который приведет наши братские расы к объединению». Я видела вас в новостях, студенты Университета смотрят вам в рот и следуют за вами, как первые последователи Сурака, наверно, ходили за пророком.
- Идея интеграции кажется вам утопией?
- О, нет, конечно; я даже думаю, что интеграция уже началась, и, рано или поздно, так или иначе, станет реальностью.
Взгляд темно-серых глаз проследил за движением, которым Спок поднес чашу к губам: она помнила эти длинные, нечеловечески красивые музыкальные пальцы еще без выступающих узлами суставов. Годы не прошли бесследно для обоих.
- Помните, - продолжила она, - при нашей первой встрече я говорила вам, что наши люди – воины, нередко – дикари? Вы, холодные вулканцы, с вашей приверженностью чистой логике, всегда будете для нас притягательны, если не как тот покинутый отец из притчи про блудного сына, то как желанный трофей для завоевателя.
Вулканская бровь взлетела вверх - еще одна знакомая деталь.
- Жаль, что мы не встретились раньше, вы могли быть хорошим советчиком и помочь избежать досадного дипломатического инцидента с попыткой захвата Вулкана. [6]
Вот теперь она рассмеялась по-настоящему: смех был мягким, как и ее низкий грудной голос.
- Так вот как выглядит ваше чувство юмора! Жаль, что вы так и не смогли тогда расслабиться… Клянусь, я бы оценила.
- Там, откуда я родом, эту женщину назвали бы настоящей леди. Да, а ты проворонил все, что только можно. Дураком был, дураком помрешь. Эй, только не зеленей ушами, в твои годы это неприлично.
- Неприлично подслушивать, доктор, – мысленно огрызнулся достойный посол Спок.
- Ох, простите великодушно, - он почти видел эту ухмылку.
Ромуланка чуть подалась вперед, примирительно приложив ладонь к столу.
- Договоренность остается в силе, Спок. Это наш общий секрет. Но уж между нами-то, спустя столько лет…
- Хотите развеять мои сомнения в том, что тут медленный яд, – понимающе кивнул он на чашу. На этот раз она сдержала улыбку, но губы дрогнули, а глаза заискрились.
- Первые десять лет спустя он бы здесь действительно оказался. А дальше… а дальше я стала как тот демон, запертый колдуном в магическом сосуде, который сначала обещал наградить освободителя, потом – оставить в живых, и, наконец – убить. Только в обратном порядке. Время, если и не лечит, то позволяет взглянуть на некоторые вещи проще.
- Мне очень… - слова замерли на языке. Трудно озвучивать подобное, даже если мысленно сотню раз проигрывал ситуацию и считал себя полностью готовым сказать и это, и гораздо больше, – очень жаль.
- Спок, - она приложила к губам кончики пальцев, не отрывая глаз от его лица, – Ваш голос, произносящий: «Я сожалею, что вы невольно стали нашим пассажиром. Это произошло случайно. Федерации был нужен только прибор» звучал у меня в мозгу десятилетия. Неужели вы наконец-то поняли, что тогда действительно было достойным сожаления?
- А вот на этом месте нужно было упасть на колени. Сам бы я, наверно, так и сделал, Бог свидетель, и гори оно все синим пламенем…
- Абсолютно искренне и совершенно нелогично.
- А чувства когда-то подчинялись логике?
Спок оперся локтями о стол и скрестил пальцы, прижав сомкнутые указательные к губам, пытаясь сохранить хоть каплю безмятежного спокойствия, приличного вулканцу, следующему путем Сурака, и медленно закрыл и вновь открыл глаза.
- Я, - это прозвучало глухо, но отчетливо, - сожалею о том, что тогда сказал. Верными словами было бы: «прошу вас, простите меня».
***
Путь в таблинум - кабинет хозяйки - превратился в мини-экскурсию по классической загородной вилле ромуланской элиты. Высокие сводчатые потолки, анфилады комнат, расходящиеся в четыре стороны от атриума, геометрические панно на стенах и ниспадающие занавеси в дверных проемах. Когда-то даже упрощенный армейский вариант этого дизайна на флагмане ромуланской эскадры показался Споку излишне вычурным, не только по сравнению с вулканским аскетизмом, но даже с унифицированным эргономичным интерьером федеральных кораблей класса «конституция». Да и сам он, в своей простой форме научного отдела, смотрелся в этой обстановке нелепо и соответственно себя ощущал – чужеродным элементом, долговязым и слегка сутулым. Он вспомнил об этой неловкости, встретившись глазами с собой теперешним – солидным, уверенным, уместным - в огромном старинном зеркале. Странно, но он не помнил в ее лучистых глазах насмешки. Даже в момент их первого появления на ромуланском корабле, когда коммандер эффектно развернула к ним свое капитанское кресло, так похожее на кресло в ее рабочем кабинете. А вот Джиму достался язвительный тон без намека на личное, саркастически поднятые брови, и презрительный допрос, что обоим было в новинку: женщины нечасто смотрели так на капитана и разговаривали в таком тоне. Но женщины капитана и не командовали ромуланскими «хищными птицами».
Он скользнул взглядом по корешкам книг, лаская взглядом, как если бы осторожно коснулся кончиками пальцев - библиотека впечатляла. Он бы с удовольствием в ней закопался на пару месяцев. Наверняка найдутся неизвестные или считающиеся безвозвратно утраченными раритеты позднего досураковского периода, он уже заметил монографию одного из современников философа. Частные коллекции ромуланских аристократов нередко были весьма внушительными, а вот рядовые граждане, в отличие от элиты, не имели свободного доступа даже к переизданиям таких трудов, не говоря уже об оригиналах, несмотря на многочисленные публичные библиотеки. Впрочем, ситуация уже медленно, но верно начала изменяться - и не без его личного участия.
Хищный взгляд не остался незамеченным.
- Эта библиотека собрана пятью поколениями моих предков, - со сдержанной гордостью проговорила хозяйка, садясь напротив и жестом указав ему на удобный диванчик, - Я перевезла ее сюда из провинции, когда запрет на проживание в столице был снят по амнистии.
Спок оценил ее чувство такта: если бы его принимали как обычного гостя в парадной гостиной-триклинии, разговаривать пришлось бы полулежа. К чему он до сих пор не мог привыкнуть, так это к ромуланской манере ужинать, устроившись перед столом с напитками и десертом на низком ложе. А вот с тем, как такая поза может дать женщине возможность выгодно показать длинные ноги или аппетитные изгибы фигуры, скрыв недостатки складками одеяния, он уже сталкивался. Однажды даже на примере одной из своих чересчур решительных студенток, от которой он с чувством глубокого недоумения еле отделался, сильно повеселив Маккоя. Особенно впечатлил острого на язык доктора пассаж про мудрость, приходящую с возрастом.
Экс-коммандер и сама прекрасно владела этим приемом, чего греха таить, она даже была первой ромуланкой в его практике, им воспользовавшейся. Но сейчас со Споком, видимо, говорили уже даже не как с гостем, а как с членом семьи.
- Нет, наивный остроухий друг мой, это просто та самая мудрость, приходящая с возрастом. Я же тебе сказал: она настоящая леди, в отличие от той пигалицы.
- Да будет вам известно, доктор…
- Да все мне известно. Просто теперь она тебя знает и щадит, а тогда действовала с военной прямотой: тебе все равно деться было некуда с космического корабля – разве что в вакуум.
Привычно погасив легкую вспышку раздражения, он неожиданно понял, что Маккой только что намеренно дал ему передышку, снизив градус внутреннего напряжения ровно настолько, чтобы Спок смог спросить:
- Амнистия? Могу я узнать, какое обвинение вам было предъявлено?
- По обвинению в измене Империи у нас казнят, Спок, как и за саботаж. – Она помолчала, сжав руку на подлокотнике. – На самом деле, у того, что ты женщина, в ромуланском обществе, как в любом милитаризированном, есть свои преимущества. – она невесело усмехнулась. - Грубо говоря, нравы у нас проще. Утрата бдительности, вызванная таким понятным интересом к единственному высшему существу среди экипажа арестованного в нейтральной зоне корабля… Вулкану и Ромулу давно нечего делить. Да даже с Землей мы на тот момент уже сотню лет не находились в открытом конфликте, но земляне очередной раз продемонстрировали свое вероломство, и в журнале моего корабля зафиксирован приказ открыть огонь по «Энтерпрайз». Да, безусловно: отставка и громко рухнувшая карьера недостойной внучки великого деда-генерала последней войны. Но не предательство. А теперь в сенате прочную позицию занял один из моих дальних родственников, которому очень хотелось бы получить абсолютно законным путем в наследство от престарелой тетушки эту виллу, не вызывая подозрений. Амнистия и возврат мне конфискованного имущества пришлись очень кстати. Опять же, в моей истории фигурировали вы: инициатор воссоединения, первый вулканец, которому мы посмотрели в глаза спустя столько лет после отделения и войны с Землей, - и это автоматически превращает меня теперь в политический инструмент. Так сказать, попытка спасти брата по крови от разлагающего земного влияния, первая ласточка вулкано-ромуланской дружбы… – экс-коммандер поморщилась, - И не смотрите на меня так, профессор Спок, поверьте, мне пройти через все это было не приятнее, чем вам тогда на моем корабле было бы ошибиться с местонахождением нашего маскировочного устройства, так нужного Федерации. Никогда не думали о том, что произошло бы, находись в конце коридора, в который могут войти только верные ромуланцы, не он, а, допустим, полковое знамя?
- Или пульт прямой связи с претором, - кивнул Спок, - я понимаю.
- Вот именно. Авантюра превращается в трагедию, трагедия превращается в фарс… но в этой истории с самого начала все было слишком неправильно. Вот увидите, мы еще доживем до выхода в свет дамских романов, где будем главными героями. Меня, если честно, это совсем не радует. Думаю, что вас, вулканца, и подавно.
Глуховатый голос ее дрогнул в первый раз с начала разговора, выдав боль и усталость. Спок чуть подался вперед, протягивая к ней руку.
- Не надо, Спок, - она остановила его движение, приподняв ладонь, - не беспокойтесь. Вы ведь даже не помните моего имени, верно? Только то, что оно редкое и красивое, - ее губы иронически изогнулись - И звучит неуместно в устах солдата.
Ей не удалось уловить начало его движения. Только шорох шагов – и уверенные теплые ладони легли сзади на плечи прежде, чем она смогла обернуться, а у виска дрогнуло одно тихое слово. Ее собственное имя.
- А я думала, что разучилась удивляться, - прошептала она, прикрывая глаза.
Некоторые слова нужно говорить не лицом к лицу, и не потому, что они лживы: вся ложь между ними была сказана давным-давно, осталась только истина. Та самая, которая открылась, когда соприкоснулись руки, и так поздно, что все дальнейшие попытки спасти ситуацию были бессмысленны, как усилия мелкого насекомого, попавшего в песчаную ловушку-воронку муравьиного льва: когда каждый отчаянный рывок лишь заставляет сползать по осыпающейся стенке все ниже, навстречу ждущим челюстям.
- Триста шестьдесят восемь вариантов развития ситуации, я проиграл их все. Восемьдесят три процента сценариев заканчивались провалом миссии, и ваше полковое знамя в их числе. Как первый помощник «Энтерпрайз» я был обязан исключить их. Как вулканец, к цельности и чести которого вы обращались, я должен был отказаться от предложенной мне партии. Ромуланцы не играют в шахматы, они предпочитают более азартные виды спорта, я это предположил сразу, и не должен был играть в чужую игру на чужом поле, используя чужие приемы. Но я принял вызов, потому что в уравнении появилась неизвестная переменная, от которой зависел результат операции. Рухнувшая карьера и репутация… Я могу предложить вашему демону взамен другое: когда ты стоишь и принимаешь поздравления, а под ногами валяются обломки твоего самоуважения. Отец когда-то объяснил мне разницу между честью и репутацией. Уж кто-то, а он, дипломат, который не просто выбрал в жены землянку наперекор общественному мнению и влиятельным родственникам, а смог сделать так, что вся планета приняла его решение, четко знал, в чем отличие. И что наша репутация, самая скверная, порой работает на пользу дела, если честь незыблема. В конце концов, передо мной был отличный пример того, как это выглядит на практике: знаете, вы ведь были ослепительно красивы с вашим упрямо вздернутым подбородком и гордым разворотом плеч, не прикрытых даже военной формой…
- В целом, именно голой я себя и чувствовала, - пробормотала она. Странно было ощущать, как что-то мучительно стыдное, разъедавшее когда-то мозг и заставлявшее вскрикивать ночами, произнесенное вслух, словно растворяется. Так значит, и эта нелепая боль была общей?
Когда на тебя устремлены все взгляды, а ты мечтаешь, чтобы никто не заметил, как дрожат у тебя губы, и сжимаешь челюсти до хруста. Когда ты вдруг, несмотря на весь ужас своего положения, радуешься тому, что все-таки не взяла на корабль для комплекта к этому несчастному раз в жизни надетому черно-белому шелковому платью «для особого случая» босоножки на шпильке – более эффектным финальным аккордом для мизансцены полного провала могло стать только падение грозного ромуланского коммандера в дверях турболифта. И ведь подхватил бы, несмотря на все свои вулканские табу - о которых она теперь знала гораздо больше – подхватил бы с тем же каменным лицом, с которым сошел с транспортатора, расцепив ее руки на шее. Почему ей, оглушенной своим стыдом и обидой, никогда не приходило в голову, насколько сложно было «держать лицо» ему, вулканцу среди людей, для которых подобные ситуации, похоже, вообще не проблема, потому что они не имеют привычки загонять себя в морально-этические ловушки? У нее, по крайней мере, вокруг были враги, а у него – свои, ради жизней которых пришлось предать себя. Ей вдруг захотелось сказать ему что-то, простое и ясное, от чего затягиваются старые раны, как он только что это сделал для нее.
- Спок, скажите мне, чем был для вас экипаж вашего корабля? Капитан, старший офицерский состав?
- У вулканцев нет аналогии сложившимся на «Энтерпрайз» взаимоотношениям. Это было не просто комфортное и эффективное трудовое взаимодействие. Эти люди были и всегда будут моими друзьями. И много ближе.
Она кивнула, только что получив подтверждение своей догадке:
- В детстве мои старшие братья всегда дрались с моими обидчиками. А еще они частенько надо мной смеялись. Это было до слез обидно… пока мне не пришла в голову одна мысль: пусть они лучше надо мной смеются, чем плачут над могилой. Поправимо все, кроме смерти. Все случилось так, как должно было быть. Я рада, что вашим друзьям тогда не пришлось плакать.
Он ничего не ответил, но теплые губы легко коснулись ее руки.
Чтобы сделать это, ему пришлось встать на колени - вдруг поняла она.
Высота диванчика и его рост исключали все другие варианты. И от этой абсолютной открытости перед ней у нее перехватывало дыхание. Такой простой и очевидный ответ на этот жест: полностью довериться и откинуть голову на плечо того, кто тебя обнимает. Вместо этого она накрыла его ладонь своей и прижалась к ней щекой.
Минуты тянулись в тишине как тягучие медовые капли.
- Закат над морем? – наконец, спросила она с улыбкой, чуть поворачивая голову, чтобы поймать взгляд темных глаз, - Вы просто хотели увидеть океан? Эмоционально и совершенно нелогично. Кажется, вы, действительно, немного изменились.
- Я просто научился принимать себя таким, как есть. И это оказалось единственно верным выходом. – он помолчал, словно решаясь, - Вы не покажете мне море?
- Закат мы уже пропустили, - она рассмеялась, - В качестве альтернативы могу предложить дождаться рассвета. Знаете, здесь очень чистое небо, и в ясную ночь звезды кажутся совсем близкими. Я могу постелить вам в одной из спален, выходящих в атриум или – если не боитесь отсутствия купола над головой – в сад.
- Возможно, вы даже знаете некоторые незнакомые мне ромуланские названия созвездий?
Она покачала головой.
- Увы, Спок, вероятность этого ничтожно мала, и вы сами прекрасно это знаете.
***
Он шел по берегу, вдыхая морской ветер, порывами доносящий далекий аромат ярко-золотых осенних цветов, а за его спиной на синей глади плясали солнечные блики. Еще немного можно повременить, позволяя ветру трепать волосы и полы одеяния, а потом снова: Университет, лекционный зал, библиотека, и он говорит для кого-то, и кто-то слушает его, и даже слышит. А звезды следующей ночью снова появятся на небе и, возможно, станут чуточку ближе.
- Не выйдет ли нам боком эта близость? Ромуланцы ведь хотят, объединившись с Вулканом, отколоть его от Федерации, а, Спок?
- С той же степенью вероятности можно ожидать присоединения к Федерации Ромула и Рема.
- Хорошо, не отколоть. Внести разлад, поссорить с Землей.
- Это возможно, но труднодостижимо. Дистанционной войны с компьютерным перемирием больше не получится, земляне и ромуланцы уже видели друг друга.
- Угу, и первое, что сделали земляне - вступили в бой с ромуланским кораблем, а второе - украли военную технологию. И то и другое они сделали в итоге уже от имени и по приказу нашей прекрасной Федерации. Если я верно понял, Джиму на Ромул путь заказан.
- Какие бы игры не вели политики, объединение должно осуществиться. Оно необходимо нашим народам.
- Вашим народам? Вулканская цельность и честь, Спок? А как насчет присяги офицера Звездного Флота Федерации?
- Здесь нет противоречия, доктор.
- Хочешь сказать, если Федерация, действительно, несет Вселенной добро и справедливость, а не утверждает господство, прикрываясь красивыми словами, то ромуланцы почувствуют, где правда?
- Ваша формулировка по-детски наивна, но мысль в целом верна.
- Дай-то Бог, Спок, дай-то Бог…
Теперь он знал, как пройти паутиной тропинок к морю от белого дома в буйных зарослях.
- А приглашение приходить в гости, чтобы зарыться по самые уши в библиотеку ты все же из нее вытянул. Растешь над собой, а?
- Доктор Маккой, я бы вас попросил...
- На самом деле, это я бы тебя попросил кое о чем. Рано или поздно между тобой и этой леди настанет момент… Я имею в виду, что все эти ваши ромулано-вулканские вуду предполагают… проклятье, Спок, она такой же телепат, как и ты! И как долго ты собираешься скрывать наличие в своей мудрой остроухой черепушке третьего лишнего? Это нечестно по отношению к леди, не говоря уже о том, что мне очень не хотелось бы присутствовать…
- Я понимаю, Леонард. – голос вулканца был непривычно мягок. – И да, я не стану скрывать твое присутствие. Оно в любом случае будет обнаружено, как только ты окажешься рядом с тем трактатом по медицине, который себе присмотрел в библиотеке. Слишком специфическая для меня область знаний.
- Подозреваю, что это была все равно что у нас «Сушрута самхита», древнеиндийский трактат по хирургии, где чуть не впервые упоминались полостные операции. По сути, истоки вашего вулканского самолечения.
- Что и требовалось доказать. Я вас представлю друг другу.
- Но, Спок…
- Ответ на второй, столь беспокоящий тебя вопрос – «да». Я могу блокировать определенные импульсы высшей нервной деятельности, остановив для тебя течение времени, если это будет нам обоим необходимо.
- Говоря по-простому, ты можешь меня вырубить?
- Только по твоему желанию и при непосредственном участии.
- А, ну само собой, со всеми гоблинскими реверансами и расшаркиваниями.
- Присутствие твоей земной души в моей катре и Катра-Ковчеге перевернет основы вулканской культуры, - пробормотал Спок, жмурясь на солнце, - мне даже жаль, что я не смогу присутствовать при этом физически, созерцание выражений лиц Матриарха и членов Совета Вулкана доставило бы мне ни с чем не сравнимое удовольствие. То самое, которого вулканцы, разумеется, не испытывают. Нам не помешало бы, наконец, признаться себе в желании стать более… человечными.
- Господь всемогущий, я никогда не думал, что доживу до того, чтобы услышать это!
Губы Спока тронула улыбка, одна на них двоих.
Он прислушался к себе: мешавший дышать комок в груди, где-то под ребрами, растаял. Должно быть, именно так чувствует себя человек, когда с его души падает камень. Спок бросил последний взгляд на море и пошел к ожидавшему его глайдеру.
_______________________________
[1] информация не является официальным каноном (описанное событие происходит в HYPERLINK "http://fk-2o13.diary.ru/p190280586.htm?from=last&discuss" \t "_blank" драббле «Навсегда»)
[2] общеупотребительное ромуланское приветствие, означающее «добрый день», «всего доброго», «удачи» (Джерри Тейлор «Объединение», новеллизация)
[3] традиционное вулканское приветствие (Memory Beta, non-canon Star Trek Wiki)
[4] Спок был непосредственным участником ликвидации последствий вспышки смертельного заболевания силами нескольких планет Федерации (события романа Джин Лорра (Jean Lorrah) «Эпидемия IDIC»)
[5] здесь и далее упоминаются события ST TOS («The Enterprise Incident», 3 сезон, 2 серия)
[6] Спок намекает на события TNG («Unification», 5 сезон, 7-8 серии)
Оставить комментарий